Gella

 

Alter ego

ПЕРВОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ



В час, когда восходит солнце

И на пирс крадутся волны,

Ангел, юноша безмолвный,

Постучит в моё оконце,

Улыбнётся сребролико

И поманит за собою

Золотистою рукою

В бледно-розовой тунике.

Смерчем время заклубится

В голубом дверном проёме,

А во тьме пустого дома

Тихо скрипнет половица.

Январь 1987



***



























ПРИВИДЕЛОСЬ…

Привиделось. Мелькнуло…

В пальтишке старом, кожаной ушанке

Мальчишка за собою тянет санки.

Чуть гарью потянуло…

Под настом снег глубокий,

Но мальчик по нему шагает твёрдо.

Рукою левой загребая воздух,

Идёт чуть кособоко.

На санках – белый мишка

В лоскутное закутан одеялко.

Лишь голова торчит. Полозья валко

Раскидывают льдышки.

Ныряют утло сани,

Следы теряя за собой как змеи

Едва приметно. Колко греет шею

Бабулино вязанье.

Неслышно и ритмично

Подрезанные валенки шагают,

И тишина мальчишку обступает,

Хрустальна, необычна.

Вот замер… Оглянулся…

Длинны ресницы в обрамленье снежном...

Вот с любопытством беззащитно нежным

Смутился... Улыбнулся...

В тиши зима уснула,

Прощальное накинув покрывало,

Легла на снег, раскинувшись устало.

Привиделось… Причудилось… Мелькнуло…

*** Январь 1987

Был он счастлив в несчастье своём, пока

Взгляд безумный глаза не остановили,

Не упала расслабленная рука,

Пока веки закрытые не остыли.



Был он счастлив в несчастье своём,

Вспоминая десятками годы,

Ожидая приходы, уходы,

Наблюдая как карточный дом

По кирпичику рушится в воду.



Был он счастлив в несчастье.

Когда это было? Когда

Был он молод и властен,

Хотя незаметно вода

Мимо рук ускользала,

Но полной казалась река,

И безмерно устало

Зрачки не смотрели пока.



Счастлив был он

В несчастье своём

В детстве милом,

Где карточный дом

Пах корою,

Смолою и мхом,

И листвою,

И солнцем, и сном.



Ветер низко над травами плыл,

Хлопнул дверью, очаг погасил,

И в долину, где он уже жил,

Взмах орлиный его уносил.



Он был…

Март 1987



***













































Я хотел бы прожить годов

До шестидесяти шести,

Чтоб несчастных своих врагов

Постепенно успеть простить.

За несчастных своих друзей,

Кои ведали, что творят,

Я хотел бы на склоне дней

Помолиться у алтаря,

На который меня внесут

И враги мои, и друзья,

Где покаются и спасут,

Как и раньше, самих себя.

Октябрь 1988



***































СОНЕТ

I



Я постигал малиновый период,

Стучавший палкой в ржавое ведро,

Болел цингой в очередях за пивом

И умирал на станциях метро.

Я окунался в омуты помоек,

Не зная толком сам, чего искал,

Плутал по лабиринтам новостроек

И поглядеть налево забывал

При переходе улиц, убиенных

Безжалостными стрелами машин.

Любовь моя в чужих ютилась стенах,

А боль неслышно плакала за сценой,

И не было на милю ни души.

Декабрь 1988



***























ALTER EGO



Я был безрассудно молод.

Был он бесконечно стар.

Я веровал в серп и молот,

А он ни во что. Устал.



Я выделиться пытался,

Корпел, сочинял, искал,

А он ни за что не брался,

Живя как живут. Устал.



Ночами в квартирной келье

Я дольше прожить мечтал,

А он, тяготясь бездельем,

Мечтал умереть. Устал.



Так жили мы друг для друга,

Друг в друге себя храня,

Покуда в собачью вьюгу

Он не схоронил меня



В родимой земле дурацкой

Вдали от кремлевских стен,

А сам на ремне солдатском

Повесился в тот же день.

Май 1989



***



Липким пластырем вечерняя гроза

Позаклеивала городу глаза.

Чертит в воздухе серебряный узор

Отголосок удаляющихся шпор.

То ввёл в дом Святой Пётр лошадь за узду,

Запер двери и защёлкнул щеколду…

И такая наступила тишина,

Что живые пробудились ото сна,

Умирающие подняли глаза,

А бездушные остались так лежать,

Как положено им, мёртвым, на спине,

Навсегда окоченев, оцепенев…

Май 1989



***































Я умер от рака, и лучше бы мне не родиться.

Я вечно летаю над каменной ночью Сахары.

Базальтовой глыбой, возникшей единым ударом,

Лежит на плато изваянье базальтовой львицы.



Не близко эпоха, когда я смогу воротиться

На бренную землю, людской напитанным кровью.

Холодная, сильная, нежная, гордая львица,

Я был и исчез, так как жизнь исчезает с любовью.



Я обнял пол мира своею неистовой тенью,

Соткав из него поминальное кружево львице,

Стремились ракеты к земле атакующей птицей

И в космос неслись, обречённо роняя ступени.



Холодная, сильная, нежная, гордая львица,

Владелица качеств единственных: верить и помнить.

О, если б я мог перед жизнью тебе помолиться,

Но поздно...

Сентябрь 1990



***

















Во времена замужних спален,

Торшеров, тумбочек, кроватей,

Я был кому-то адекватен

И для кого-то актуален,

Среди кого-то популярен,

Среди кого-то неизвестен,

И каждый день бывал воскресен,

Рождаясь в утреннем кошмаре,

Любой вопрос был смутно ясен,

Любой октаэдр понятен,

И не хватало белых пятен,

Хотя на всех хватало свастик,

И каждый вечер был печален

И по-осеннему безвластен,

И вечный двигатель, распаян,

Валялся, годный на запчасти.

Октябрь 1990



***























СОНЕТ

II



По тротуарам нищих городов

Печаль моя бродила неустанно,

Заторкана, пуглива, окаянна,

Испачкана в помоях грязных слов.



Ей вслед швыряли вялые цветы,

Ей посыпали путь иглою хвойной...

Печаль искала дом, где беспокойно

Спал человек, избранник суеты,



И если бы его она нашла,

Будить не стала, только б поглядела

На равнодушно дышащее тело,

Немножко посидела и ушла



На цыпочках, боясь всего сильней,

Что он, проснувшись, выбежит за ней.

Ноябрь 1990



***















СОНЕТ

III



На свалке царства голых королей

Меж куч святой любви и славы тухлой

Валялась в унавоженной земле

Судьбы моей поломанная кукла.



А был ли я хозяином судьбы

Единственным или равным среди прочих?

Я никогда не возвращался ночью,

Чтоб убеждаться в верности рабынь,



Не возвращался, чтоб не ощутить

Коньячными губами вкус алоэ,

И треснувший под кожей целлулоид

Не растревожить и не разлюбить.



Ведь никогда не знаешь наперед,

Какую нитку дернет кукловод.

Ноябрь 1990



***















СОНЕТ

IV



Сползая с крыш небесного дворца,

Прикрытого туманной паутиной,

Крупнокристалльный, радиоактивный

Снег лег на лоб застывшего лица.



Одетый скудно, исхудавший царь

Среди кольца друзей двуногой стаи

Лежал в гробу, и снег чудесно таял

В порезах от тернового венца.



Любовь и смерть без меры и конца

Соединились, перейдя друг в друга.

Закоченев от страха и испуга,

Стоял поодаль стриженный пацан,



Догадываясь менее всего,

Что наступило царствие его.

Ноябрь 1990



***















СНЕГОВИК



Снег рассыпчатый и свежий,

Только выпавший к утру.

Я гуляю с бабой снежной

По озябшему двору.

Белолица и покорна,

И одета не ахти,

Притаилось в глазках чёрных

Глуповатое «прости».

Непоседливый мальчишка,

Обнаружив нас вдвоём,

Прокричал мне: «Зла льдышка

Вместо сердца у неё!»

Обозвал и скрылся. Что же?

Я и сам об этом знал,

Но не быть же ему рожу,

Нарываясь на скандал.

Свиты гамма и омега

В не решаемый курьёз:

Трудно вылепить из снега

Нам подобие своё,

Чтоб затем, переживая

За нарушенный покой,

Наблюдать, как нежно тает

Снег под тёплою рукой,

Превращаясь в воду. Пальцы

Обжигает кипятком,

К стёклам окон сострадальцы

Прижимаются лицом.

Осушив любовный кубок,

Прошептали невзначай

Нарисованные губы

Предвесеннее «прощай».

Декабрь 1990



***















































Когда над погребённый телом

Отголосит мирской скандал,

Воскреснуть бы, чтоб переделать

Стихи, которые писал

И поломать сухие рифмы,

Стих как печенье раскрошив,

Чтоб меньше было в нём от рифмы

И больше было от души.

Март 1991



***







































АНТИСОНЕТ



Двенадцать. Непроснувшаяся лень.

Свет солнечный задумчивый и ровный.

Как из тюрьмы сбежавший уголовник

На облаке повис вчерашний день.



Моих кистей чугунное литье

Подложено под ноющий затылок.

В который раз за месяц посетила

Депрессия, несчастие мое.



Я раньше думал, что депрессий нет

И был маниакален и психозен,

Спал с проституткой-рифмой, реже с прозой,

Поскольку та не делала сонет,



Препятствуя разнообразью тем,

А я любил сонет, промежду тем.

Апрель 1991



***

















ПРИГЛАШЕНИЕ



Зачем грустить, мой старый добрый друг,

Не видя пользы от мозгов и рук?

Поднимем настроение слегка.

Да что тут пить? Бутылка коньяка.

Возможно, обольстительный морфей

Подскажет нам идею из идей.

Обсудим. Или просто посидим,

Беззлобно о врагах поговорим,

Повспоминаем про седых друзей,

Помянем с гордостью учителей,

Вливавших в черепушечный бокал

Естественный ненужный капитал.



Зачем грустить, мой старый добрый друг?

Возьми мелок, черти ровнее круг,

В который не проникнуть никому,

Ни стукачу, ни чёрту самому,

Ни женщине, чья спутница беда,

И даже смерть не проползёт куда,

Поскольку в круге этом жизни нет,

Поскольку в нём царит нейтралитет,

И вакуум желаний здесь царит,

Зверьё не рыщет, птица не парит,

И нет ни слова и ни к слову «вдруг»

Синонимов, мой старый добрый друг.

Декабрь 1991



***

Я вспоминаю сад и дом,

Определённость рыхлых грядок,

Сарай, рассчитанный на слом

И кислый сок зелёных яблок.

Я вспоминаю запах снов

И провода поверх тумана,

Обрывки фраз, осколки слов,

Не предвещающих обмана.

Я вспоминаю. Я смешон

Как в морге плачущий анатом.

В дрожанье стёкол отражён,

Взорвался где-то мирный атом,

Промчалась сквозь планетный труп

Волна взрывная, бриз вибраций,

Поднялся из соседних труб

Дымок объединённых наций.

Кем быть и как себя спасти?

В чём сохранить, подстраховаться,

И где на жизненном пути

Лишь в эпизодах появляться?

Чем злую жажду утолить

Клаустрофобий, клептоманий,

И на последнее купить

Билет в кино воспоминаний,

И ежедневно созерцать

Затёртый чёрно-белый ролик

И раз за разом получать

Желанный кайф от главной роли?



Я отпираю дверь ключом,

Толкаю створку в беспорядок

И кислый вкус зелёных яблок

Предвосхищаю языком.

Февраль 1992



***

















































БОЛЕЗНЬ



Позабыв ненадолго

Приближенье беды,

Я люблю стать здоровым

После долгой болезни

И, удрав в самоволку

От мирской ерунды

Ощутить себя снова

Для кого-то полезным.

Замирает, свернувшись,

Обожравшийся червь

Неизбежности правил

Обязательной смерти.

Ослабел и не душит

Надорвавшийся нерв,

Надавил и оставил,

Как печать на конверте.

И тогда в воспалённом

От надежды мозгу

Возникает обманка

Под названием «будет»,

И на ярко-зелёном

Лошадином лугу

Золотая вакханка

С обнажённою грудью

Подзовёт и нашепчет,

Что не надо спешить,

Что ещё всё успеешь

И что времени уйма,

Что удел человечий –

Однократно прожить,

Положив на конвейер

Адекватную сумму,

Равноценную массе

Безвоздушных идей

И длине совокупной

Сонных четверостиший,

А сидящий за кассой

Неподкупный злодей

Подсчитал не по крупной

Твои мысли и вирши.

Я согласно киваю –

Ведь вакханка права,

С венценосным судьёю

Всякий спор бесполезен,

А по небу летают

Неживые слова,

Будто души изгоев,

Вечны и бестелесны.

Май 1992



***















А память связывала нити

Из отголосков бытия,

Как будто не было событий,

Рождений, горестей, открытий,

И не был я.



Барахтаясь внутри скорлупки,

Я слышал: пестиком звеня,

Толок часы в волшебной ступке

Тот, кто вершил мои поступки

Взамен меня.



Редели дни в абонементе,

Смолкали слава и хула,

Менялся адрес на конверте,

Все проходило, кроме смерти.

Она ждала...

Декабрь 1992



***





















Я сегодня о'k.

Я не часто бываю таким.

Я сегодня любим

Детворой городского театра,

И стихи на листке

Пишет память минувшего завтра,

И в усопшей реке

Тонет город, непоколебим.



Я сегодня здоров,

Постулатам и правилам друг.

Исчезает испуг

Ежеутренне своеобычный,

Иго честных часов

Размещается в сердце привычно

И зовет в мир без снов

За этап, где кончается круг.



Я сегодня уйду,

Прислонясь на прощанье плечом

К эшафоту, виня

В роковом поражении случай,

И коня поведу

Под крыло, лишь вчерашняя туча

Вдруг догонит меня,

Укрывая дешёвым плащом.

Июнь 1993



***



Пора. Сентябрь к концу подходит.

Рванулись птицы в облака.

Подслеповатая рука

По перспективе кистью водит,

Неврастенируя слегка,

И плоть, предсмертна и робка,

Созвучна горестной природе,

Не рвется к призрачной свободе,

А ждет судейского хлопка,

Чтобы, одевшись по погоде

Из дома выйти умирать

В какой-нибудь кинематограф

Глазеть на дикий иероглиф,

Который мне не разгадать.

Март 1993



***



























Что в лоб, что по лбу – всё едино,

Блеск рая, ада горловина,

Заносит огонёк лучины

Метели лютой круговерть,

Клокочут пузыри трясины,

Ткут на лице узор морщины,

И смерть родит первопричину

В воде и снова ловит в сеть.



Пустоты смазывает глиной

Ваятель преданно-наивный,

На площадях помёт ослиный,

Ссыхаясь, украшает клеть,

Прикрытый перьями павлина,

А мимо к церковке старинной

Простой народ идёт с повинной

На казнь и пытку посмотреть.

Декабрь 1993



***





















Наказанье добром,

Деревянная плаха удачи,

Мчит на вызов Харон -

Смена рухнувшей загнанной клячи,

Засыпает беда,

Желваками ворочая в полночь,

И проникших сюда

Через год-полтора и не вспомнишь.



Память, стёртая сном,

И от слов, и от слёз панацея,

Наказанье добром -

Тень награды, что ждут, цепенея,

По расстёгнутым льдам

Прохожу, и не чужд, и не нужен,

А по впавшим следам,

Торопясь, пробирается ужас.



Мимо талой воды,

Мимо трупов опавших берёзок,

Ощущенье беды

В лицах брошенных сёл и колхозов,

Под материей льда

Донный шёпот и вздох подземелья,

И проникшим сюда

Еженощно готовят постели.



Миражом, поводырь

То поманит рукой, то исчезнет,

За прозрачность слюды

В ледяном пограничье у бездны,

Только сделаю шаг -

Подо мною проломится время,

Иль случайный чужак

Продырявит распухшее темя.



Ни застолья, ни драк,

И не плачет никто, не ликует,

Стая диких собак

Выжидает и не атакует,

Заблудившийся след

Монотонен в пейзаже унылом,

И преследует бред

Рук священника, пахнущих мылом.



Не судьбу сохранить,

Ни слова, ни тональность, ни голос,

Ни плеча прислонить,

Ни упасть, и не выключить скорость.

Лишь плывут по воде

Отощавшие за зиму птицы,

Ободряя в беде

Запоздалого самоубийцу.

Октябрь 1994



***









Когда солнце встаёт над великой рекой,

В равнодушье беды ты меня упокой

От надёжной опеки великой страны,

Раздираемой страхом, меня сохрани,

От расстрельной стены, от победной войны,

От сознанья греха коллективной вины,

От разрезанных вен охрани, пронеси,

От нужды за себя у кого-то просить,

Путеводных теорий, чей свет негасим,

Русофилов и –фобов,

От славян убеждённых и антиславян

Твердолобых.

Ноябрь 1994



***































40 ДНЕЙ



Скупые берега надежды канут в Лету,

Расчёты поломав приползших ко дворцу,

Когда над головой взорвётся вопль столетий,

И ветер унесёт кирпичную пыльцу.

И 40 дней спустя, как этот мир взорвётся,

Возвратная волна придёт, сбивая с ног,

И 40 дней спустя к источнику вернётся

Растерянность, склоня перо или клинок.

Безумная мечта за нами воротится

И ключик повернёт в механике колёс,

Цветная карусель, скрипя, пойдёт кружиться,

И высохнут глаза, ослепшие от слёз,

Хмельные палачи вернутся на подмогу

Тому, кто в судный день не смог быть трезв и твёрд,

Но всё это меня уже не будет трогать.

Мне будет всё равно. Я буду уже мёртв.

Уже отголосят недолгие страдальцы,

И звук шагов коллег, спеша, сойдёт на нет,

Но будет не отнять зажатый среди пальцев

Скупому королю проигранный валет.

Декабрь 1994



***











Странная очень

Вешняя осень

Выпала нам

В век високосный,

И по углам

Мечется грозно

Отблеск лампад,

И наугад

Бьются о рифы

Власти глухой

Вечные рифмы.

Вечный покой

Вечно отныне.

Справа – пустыня,

Слева – тайга,

И на луга

Брошены Марсом

Пригоршни мака

И жемчуга.

Март 1995



***

















Мое окно разбивший лунный камень

Я отогрел тщеславными руками

И положил на полку в книжный шкаф,

Где, полные немыслимой печали,

Скорешковавшись, классики стояли,

Заначку пряча меж последних глав.

Средь них, не зная слова по латыни,

Я угорал, как эскимос в пустыне,

Не веря в препинания значки,

Но каждое божественное утро

Глядел в не загружавшийся компьютер

И рисовал чего-то от руки,

Рассеянно, как машинальный призрак,

Включал христопродажный телевизор,

Следя за объявлениями войн,

И долгими вечерними часами

Сидел перед слепыми зеркалами,

Влюбляясь в отражение икон,

Предпочитая медицине веру

И, ощущая собственную меру,

Держал сведенный палец на крючке,

Не уставая жить и ждать. А мимо

Шли в никуда иные пилигримы

С пожитками в тряпичном узелке.

Апрель 1995



***







Закат. Вожди ведут на площадь

Наивных жителей трущоб,

И обезумевшая лошадь

Мотает по проспектам гроб

Некрашеный с безглавым телом

От предпоследнего царя.

Ещё в начале января

Он был нерасчленённым целым

И, что б наука не плела,

Недуг безумия заразен,

Репертуар грядущих казней

Расклеен наспех по углам

Как извещенье о концерте,

Но, сколько б не было смертей,

Мы все идём навстречу смерти,

Кто медленнее, кто быстрей.

По взмаху белого платка

Любого тащат на закланье,

И нет сильнее наказанья,

Чем пережить ученика.

Октябрь 1995



***















На перекрёстке сумрачных времён

Плыл к водопаду полинявший город,

Порастеряв по пьянке серп и молот,

Но молод и по-прежнему влюблён

Неважно и неведомо в кого

Или, возможно, в качество кого-то,

Тем временем шла тайная охота

На сыновей расстрелянных врагов,

И оставалось времени чуть-чуть

До объявленья городской побудки,

И шаркали с работы проститутки,

Приотпустив натруженную грудь.

Апрель 1996



***































Когда, поссорившись с собой,

Ложилась рифма на ладони,

Я запрягал в тележку пони

И нарушал удобный строй.

Костюма скромного покрой,

В котором тихо похоронят,

Стеснял движения и, кроме

Того, вздувался за спиной.

А пони масти золотой

Шёл в поводу потусторонне,

И на виду у Первой конной

Хрустел нескошенной травой.

А конная стремилась в бой,

Уверенна в себе нескромно,

Среди натянутых постромок

Тачанки мучались судьбой.

А пони плёлся по прямой

Меж не ржавеющих обломков,

В который раз смеясь негромко

Над не объявленной войной.

Ноябрь 1996



***















Вперед и вниз, до рокового круга,

До плена безнадежной глубины

Судьба моя, неверная подруга,

Вела сквозь неразгаданные сны

По восковой поверхности Луны,

Бессмысленности выжженного луга,

Предчувствиям смертельного недуга,

Кошмарам слепоты и тишины,

Сквозь мрак бараков душных и чумных,

Конвойную озлобленность и ругань,

Когда я просыпался от испуга

И страха недоказанной вины.

Июль 1996



***































Пожилой человек, но еще не старик,

Не познавший начала начал,

Я поднялся уже чуть повыше тех книг,

Из которых когда-то черпал

Я проснулся однажды и вышел на свет,

Осознав неизбежность пути

Возвращения памяти в свой Назарет,

Мне давно было нужно уйти

Через поле, где дед прокосил коридор

В белокуром податливом льне,

Через речку по мостику прямо во двор,

Где скучала бабуля по мне,

За калитку на гладкий пустырь, где друзья

Снова штопали порванный мяч,

За дорогу, где только одна колея

И ржавел позабытый тягач,

В двери школьные, где безнадежно сплелись

Две ватаги: на выход и вход

На площадку прирезанной школьной земли,

Где был бит и еврей, и сексот,

Переулком к вокзалу, откуда, свистя,

Электрички рвались на простор...

Я уехал оттуда, ни муж, ни дитя,

Укрывая былое, как вор.

Июнь 1999



***







Набухает сонным перламутром

Свежепокаянная слеза,

С каждым данным свыше новым утром

Всё труднее открывать глаза,

Видеть потолок в жилище утлом,

Верх окна, скосившийся карниз,

Край вселенной в застеколье мутном,

Приоткрытый трещиной кулис,

И зрачки приопуская вниз,

Видеть перспективу на сегодня,

Календарный месяц прошлогодний,

Что с собой покончил и повис

В виде lady в розовом исподнем

И упавший на пол чистый лист.

Февраль 2000



***



























Меняются неумолимо

И речь, и музыка, и цвет,

По улицам идут, незримы,

Друзья, которых больше нет,

К закату близится рассвет

С годами непреодолимо,

Надежды пролетают мимо,

Приветствуя парад планет,

Не говоря ни да, ни нет,

Всё та же, но давно не прима,

Неколебима, нелюбима,

Любовь глядит через лорнет.

Сентябрь 2001



***































Снежинок буйный рой

За уходящим «скорым»

И огоньки за чёрной,

Скользящей прочь дырой…

Рождественской порой

Наивно и покорно

Стоял в конце платформы

Растерянный герой.



Ни горя, ни ума,

Ни страха не осталось,

Метельным покрывалом

Окутала зима

Деревья и дома,

Рябой гранит каналов,

Дворец, где бушевала

Бубонная чума.



Унынью одному

Любезные метели

Не вовремя слетелись –

Ни сердцу, ни уму…

В дорожную суму

Засунув еле-еле,

Что не носил на теле,

Герой шагнул во тьму,



В отверстие ствола,

Готового для боя,

Оставив за спиною

Никчёмные дела.

Душа его звала

На небо голубое,

Но не взяла с собою,

Оставив тень крыла.



Без веры и любви

Он обходил строенья

Казанского, Успенья

И Спаса на крови.

Он многих удивить

Сумел своим решеньем

И не просил прощенья

Или благословить.



Не будучи гоним,

Иском иль презираем,

Руки не подавая

Знакомым и чужим,

Надеждою храним

И снова предаваем,

Лет на сто отставая,

Я двигался за ним.

Февраль 2005



***









Не рекою жизнь моя. Речкой.

Мне не надо ни х-я. Свечку

(Да и это для меня много)

Затеплите у лица Бога.

Соберите на столы споро,

Занавесьте поплотней шторы,

Позабыв о метеосводке,

Наливайте пополней водки,

Не стесняйтесь, будьте как дома,

Открывайте малознакомым,

Кто придет или приканает,

Пусть заходят, попоминают

Эпизодом, рассказом, шуткой,

Независимостью рассудка,

Про терпимость к старым и слабым,

Про походы к распутным бабам,

Underground и субкультуру,

Про стремленье в литературу

Прозой или стихотвореньем,

Про победы и пораженья

Той команды, с которой вырос.

Согласитесь, словесный выброс

Украшает подобный повод.

Но не надо про петлю, провод.

Май 2007



***







Время медленно течёт

Из проржавленного крана

И фиксирует гуманно

Дни мои наперечёт.

И ментура не сечёт,

Где я. Трезвый или пьяный?

И не пишет строк пространных

Верноподданный сексот.

Что же делать, раз меня

Безвозвратно позабыли?

Может быть, и не любили

И не плакали ни дня,

И в бессоннице ночей

Не стояли у порога.

Может быть, и слава Богу?

Слава Богу, я ничей.

Июнь 2007



***























ЧАСЫ



Вычеты, проплаты,

Встречи и утраты,

Вечера, восходы

Каждый вечер. Годы,

Дни, часы, минуты

Кругом по маршруту

Запоздалой белкой

За секундной стрелкой

Пыжатся, хромают

И не успевают

Подвести итоги

Окружной дороги.

Вслед толкают черти

Стрелку нашей смерти,

Налегая телом,

Аж рога вспотели.

Исполняют скерцо

Сокращенья сердца,

А под циферблатом

Мчится Божий атом

Ноябрь 2010



***











Я мимо шел, как прежде не у дел,

Желая в плен или домой, из плена,

Облокотившись взором на колено,

Поэт чугунный в скверике сидел.

Отлитый при царе, иль новодел

Из мастерских гнездовья Церетели,

Без надписи. Иль буквы облетели,

Иль сослепу я их не разглядел?

Его я четвертинкой обогрел,

Дал раскурить надтреснутую трубку,

Проспорил, что заглядывать под юбку

У мыслей любопытней, чем у тел.

Потом продлить общенье захотел

И обсудить талантливость в сравнении,

Но не ответил мне железный гений

И в небеса душою отлетел.

Май 2010



***























Из-за северных сопок пришли холода,

ветер листья и шапки сносит,

во дворе мельтешит то туда, то сюда

заблудившийся пёсик. Пёсик

был отпущен гулять или выброшен прочь,

его бег всё чудней и жальче,

ищет пёсика плакавший в прошлую ночь

заблудившийся мальчик. Мальчик

убежал и не думал вернуться домой,

позабыл обо всём, растяпа,

ищет мальчика проклятый верной женой

заблудившийся папа. Папа,

водолаз, не умеющий быстро ходить

из-за скрипа в больном колене,

выпив водки, бродил, продолжая твердить,

что он истинный гений. Гений

жил в его голове и царапал слова

на папирусе лобной кости,

не давала жить гению, вечно права,

запоздалая гостья. Гостья

приходила нежданно уже третий год,

мимолётно его ласкала,

ждал её во дворе у железных ворот

беззастенчивый малый. Малый

был моложе его и совсем не ревнив,

как положено сутенёру,

мимо малого мчались, добро утаив,

благодарные воры. Воры

пробегали бесследно в соседний квартал,

огибая посты по флангу,

и в безмолвии скорбном над всеми летал

заблудившийся Ангел.

Апрель 2012



***



















































Странно, непонятно, и пугает

То, что не горит и пропадает

В охладевшей мертвенной золе,

Рушатся морщины на челе,

Прорывая кожу, жир и кости,

Бывшие подзачастили в гости,

И летает старость на метле,

Странное беспомощное диво,

То великодушно и красиво,

То как отражение в стекле,

За которым будет жизнь другая,

Женщина и свечка на столе.

Май 2012



***































В час особенного сплина

Забредя в кусты жасмина,

Я нашёл предмет старинный

И рассматривал его

Сквозь метавшиеся тени

Окружающих растений.

Тот предмет, наверно, гений

Изобрёл из ничего.

Я оттёр его от грязи

Поколений и оказий,

Отряхнул от старых связей

С теми, кто ему служил,

Но смертельно испугался,

Задрожал и заметался,

Прошептал: «на кой ты сдался?»

И на землю положил.

Я бежал впереди тени

Через тридевять ступеней,

А предмет создавший гений,

Хохотал, несясь за мной,

Сжав в руке своей воздетой

Половину от предмета,

И происходило это

В середине злого лета

Под раскрывшейся луной.

Июль 2012



***





ПЕРВОЕ АПРЕЛЯ

Не вставай с постели

После стука в дверь.

Первого апреля

Никому не верь.

Торопясь без толка,

Суетясь в судьбе,

Будешь съеден волком

Или ФСБ.

Соблюдай сословья,

Славы не ищи,

Береги здоровье,

Прячься и молчи.

Стань скупым и вредным

В высшем из слоев,

Не сочувствуй бедным,

Каждому - свое,

Посади злых сучек

Около ворот,

На загробный случай

Жертвуй на приход,

Будь наглей и краше

На чумном пиру

И болей за наших,

А не за игру,

Но звонковой трели,

Вестницы потерь,

Бойся, и с апреля

Никому не верь.

Июль 2012



***



Не Стрелец, не Лев, не Дева, не Овен,

Не монах и не особо греховен,

Карий взгляд безумен и беспокоен,

Как глядел бы на «Эйндховен» Бетховен,

Не тщеславен и в трудах не бессмертен,

В меру вдумчив и слегка интравертен,

Опасаюсь приглашений в конверте

И событий, подводящих черту,

Перепалок, передряг, перестроек,

Пролетарской неподкупности «троек»,

Не оплаченных долгов, неустоек

И стоящих ради нас на посту.

Сентябрь 2013



***































Слева полоса. Справа полоса.

Можно пересечь, если не зассать.

Слева по глазам лупит дальний свет.

Вправо крутанешь - вылетишь в кювет.

Прямо - чередой сменные посты.

На постах стоят пьяные менты.

За постами есть знак на разворот.

До него пилить - месяц или год.

Встречные спешат, торопясь домой.

В кузове уснул сменщик молодой.

Нелегко ему на краю земли,

Если выспится, может, вырулит.

Февраль 2014



***































Учу дебила на дебиле

И не пойму,

Неужто где-то объявили

Войну уму

Небесным и мирским законам

Наперекор,

Несясь под знаменем червонным

Во весь опор?

Я наблюдаю это время,

Смотря в окно,

Горит лысеющее темя

От вещих снов,

Дрожат предвестьем паркинсона

Мизинцы рук

И каждый вызов телефонный

Врасплох и вдруг.

Март 2014



***























От нетерпенья сморщив носик,

Она ждала как верный пёсик

Среди готических колонн,

Когда освободится он

От атрибутов прошлой жизни –

Семьи, друзей, любви к Отчизне,

Участка, за которым лес,

Автомобиля «Мерседес»,

От принадлежностей рыбацких,

Привычек нескольких дурацких,

От ангела, что их хранил,

О чём не ведали они.

Апрель 2014



***































Прощальный год. Прощенная пора.

Кухонный стол. 0,7 в бутылке виски.

Тень женщины, которая вчера

Меня переводила на английский.

Под пухом оренбургского платка

Тень бабушки. И тень седого деда,

Который бы со мной наверняка

Употребил стопарь перед обедом.

Прошедшее столетье, месяц , день,

Собак пастушьих три лохматых тени.

Входная дверь не пропускает тень

Гэбэшников, стоящих на ступенях.

За ними тени зданий, городов

В тени страны, которая пропала,

Где только ветер носит тени снов

Как лоскутки ручного одеяла,

Где средь теней любезного ворья

Разыскивает истину моя...

Январь 2015



***



















Ещё ни суеты, ни шума,

Ещё пока что всё равно

Кому назавтра суждено

Проснуться поутру безумным,

Ещё не загружали трюмы

Торговца золотым руном,

Ещё вчерашнее вино

Не обратилось ядом чумным,

Ещё расплавлено-чугунным

Заря вливается в окно,

Ещё пока оркестром струнным

Не зазвучали луки гуннов,

Казалось, сгнившие давно.

Июль 2015



***





























Понимаешь, тут такая незадача:

Если б выпало мне у моря родиться,

Жизнь была иной, но так или иначе,

Полагаю, что я мог здесь пригодиться.

Я как будто видел это в прошлой жизни,

Направлял в волну кораблик каботажный,

Говорил на языке другой Отчизны

Под названием... Да это и неважно.

Но и тут тоска преследует и гложет.

Человек тоске противиться не в силе,

Потому что, вероятно, в жизни прошлой

Мы кого-то безвозвратно разлюбили.

Ну, а в общем, все осталось, как и прежде,

Ловят чайки восходящие потоки,

Солнце двигается к Западу в надежде,

Что к утру опять воскреснет на Востоке.

Бриз. Безоблачно. Скала над морем виснет.

Шелестит прибой, пергаменты листая.

Пахнут водоросли, но из этой жизни

Я зачем-то безвозвратно улетаю.

Возвращение - безрадостная штука,

Замыканье связи с легкой паранойей.

Возвращение карается разлукой

С тем, что сразу остается за спиною,

Завещая след непознанных открытий

И загадку неопознанного чуда.

Ветер южный самолеты гонит в Питер,

Ветер северный приносит их оттуда.

Знать, пора и мне довериться теченью,

Приглашению к столу с духовной пищей,

Но при разных вариантах возвращения

Обязательно придешь на пепелище.

Время вытекло и надо собираться,

Забывая жизнь, что некогда бывала

Навсегда, но будут в сны мои врываться

Это море, это солнце, эти скалы.

Октябрь 2015



***











































Слепой самолёт високосного года

Вписался в крутой вираж,

Вокруг винтовых лопастей колобродя,

Выходят часы в тираж,

Напрасен прогноз о нелётной погоде,

Команды диспетчеров.

В аэропорту плачет и не уходит

Не сбывшаяся любовь.

Сентябрь 2016



***







































Уже практически полезней

Для изучения болезней,

Уже терпимей и любезней,

Я ждал, предчувствуя уход.

Ещё была природа в силе,

Ещё деревья не остыли.

Мою собаку схоронили

В такой же високосный год.

Сентябрь 2016



***







































Жизнь мелькнула перед дальнею дорогою,

В зазеркалье отразилась тень двурогая,

А душа взвилась под купол канонический,

Уронив на сердце пепел вулканический,

Поднялась и улетела в ночь кошмарную,

И застыло моё тело как янтарное.

Декабрь 2016

***



СЧИТАЛКА



Жизнь бежит наискосок,

Смерть за ней на волосок,

Догоняет и пятнает

Грязным мячиком в висок.

Март 2018

***





ГОРОД СЕРЕБРЯНЫЙ

Арки. Вставочки. Садики.

Кура с гречей. Бадлон.

Вынос. Недоблокадники.

Рим, Белфаст и Сайгон.

Булка. Тэшка. Поребрики.

Ленинградский дневник.

В этот город серебряный

Я корнями проник,

Врос в его метафизику

И с безумным лицом

Пролетал среди шизиков

Мимо Пряжки скворцом

Вдоль холодного зарева,

Тенью поверх людей,

Исчезая и заново

Отражаясь в воде,

Над цехами литейными,

Над асфальтом дорог,

Над дымами котельными,

Где витийствовал рок,

Над дворами-колодцами,

Сторожащими тишь,

Над печными уродцами

Протекающих крыш,

Над верфями и скверами,

Над дворцами вельмож,

Над рекламами-стервами,

Продающими ложь,

Но скитаясь в сомнениях

От песка до снегов,

Понимал, что сравнения

Были в пользу его.

И, прощаясь заренее,

Для разгона тоски

Брал с собою дыхание

Ветра, память реки,

Высоту бесконечную

Куполов, и тайком

Пряча в сумку сердечную

Метроном... Метроном...

Январь-сентябрь 2019



***





АПОРИИ

Натруженной рукой почёсывая репу,

Свирепость ощутив в натруженной руке,

В который раз вхожу в одну и ту же реку,

И не могу понять, что нового в реке?

Бегу вперегонки, как воин с черепахой,

И сердце дробью бьёт в расширенной груди,

Но, ленточку порвав, осознаю со страхом:

Она на пол башки, но всё же впереди.

Водою загрязнён и сажею очищен,

Обманут естеством фантазий бытия,

Бытую, одинок, в отчизне ложных истин,

Творя на языке правдивого вранья.

Май 2019



***





ПИТЕРСКИЙ

Питерский. С блокадными корнями.

С памятью табачной на губах.

В юности с такими же парнями

Пил портвейн и дрался во дворах.

То, откуда он, немаловажно.

Soviet Union - пёстрая страна.

Питерский - фактически, диагноз,

Как шутил армейский старшина.

Город Питер, многослойный кокон,

Суета, смешенье, круговерть,

Где шеренги близоруких окон

Силятся друг в друга подсмотреть,

Где не любят громких разговоров,

Брошенного хлеба, гопоты,

Где под тенью взорванных соборов

Выживают скверные кусты,

Где в любой задроченной квартире

Знают, что маршрут давно готов:

Прямо до Литейного 4 -

Через мост - направо - до "Крестов".

Он же жил судьбой осиротелой,

Ничего бездумно не любя,

С каждым новым Ленинградским делом

Отчуждался, уходя в себя,

Сторонясь рабочих коллективов,

Новостей шуршащей шелухи,

Правоверной линии извивов,

Лозунгов и прочей чепухи.

День за годом, год за днём слетали

На воду Фонтанки и Невы,

Растворялись в Обводном канале

И почти растратились, увы...

Неприметно, как стареют дети,

В должный срок состарился и он,

Захватив три четверти столетья,

И ушёл, а город не заметил,

Как и прочих, кто в нём был рождён.

Июнь 2019 - Май 2020



***