ДОЧКИ

 

          - Подставь ладошки и закрой глаза, - сказал малой.

          Ирина крепко зажмурилась, доверчиво вытянула руки и медленно вдохнула носом, но знакомого с детства запаха не ощутила, а ладони её так и остались пустыми.

          Значит, это опять был сон. Тот самый, который снился ей с незначительными вариациями на протяжении пяти лет. И каждый раз она просыпалась и глядела на свои руки, в которых ничего не оказывалось, а малого рядом не было. Да и быть не могло.

          Пять лет назад в одну зиму она потеряла мужа, внезапно умершего на волейбольной площадке спортшколы, где он поигрывал со сверстниками-ветеранами, и брата, насмерть разбившегося с женой в автомобильной катастрофе недалеко от Одессы за пару километров от дома.

          Ирина уехала из Украины учиться задолго до развала Союза, рано, на втором курсе медицинского, вышла замуж, родила сына, забросила институт и осталась в одном из областных городков-сателлитов Ленинграда, вселившись в двухкомнатную квартиру. Сын вырос, отслужил в армии, завёл собственную семью и переместился в Подмосковье…

          Она встала, умылась, приготовила завтрак, тихонько вошла в комнату, где на параллельно поставленных кроватях спали её девочки, и шёпотом разбудила младшую. Та быстро проснулась и, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить сестру, ходившую в школу ко второй смене, стала одеваться.

          Старшую будить и собирать было уже не нужно. Она сама просыпалась, завтракала, делала уроки, брала с собой приготовленную Ириной еду и уходила. Трижды в неделю, в понедельник, среду и пятницу, после школы она посещала секцию прыжков на батуте, где числилась среди подающих надежды. Сегодня был четверг.

          Ирина позавтракала с младшей, заплела ей смешную косичку и завязала большой белый бант, потом проводила дочку до школы и поспешила в поликлинику, где работала медицинской сестрой, а после того как терапевт уходил на дневные вызовы, мыла в учреждении полы, также, как и вторая медсестра, работавшая на приёме больных с пятнадцати до двадцати.

          После окончания смены Ирина успела снять в банкомате пенсию, получаемую уже второй год и служившую небольшим подспорьем, купила в кондитерском три пирожных «корзиночки», и поспешила в ателье, организованное давней подругой, дававшей возможность подработать, благо, что шили, кроили и перешивали они хорошо, и заказов хватало. Настолько, что Ирина работала там и по субботам, но уже не полдня, а целый. А вот воскресенье она полностью освобождала для детей, умудряясь заниматься стиркой-уборкой по ходу недели. Да и девочки, осознав и встроившись во взрослый распорядок, помогали.              

          В воскресенье они, как правило, заходили в местную церковь, покупали и ставили за здравствовавшую и усопшую родню две тоненькие свечи, садились на рейсовый автобус и приезжали в Питер, где последовательно посещали различные музеи, дневные детские спектакли, ходили в обожаемый девчонками цирк, летом плавали по каналам на прогулочных катерах, а зимой проникали в торговые комплексы, где имелись развлекательные помещения для детей и, пока они играли, Ирина перемещалась по этажам, рассматривая витрины, но в сами магазины не заходя.

          Такие поездки обходились ей дорого и неоднократно срывались из-за нехватки денег, и тогда они неприхотливо смотрели мультик в соседнем кинотеатре или просто гуляли...

          Когда Ирина вернулась, дети уже были дома, и на выключенной газовой плите стояла большая кастрюля с остывающей отваренной свёклой, картошкой и морковью, а на дне деревянной миски лежали мелко нарезанные солёные огурцы и лук, перемешанные с зелёным горошком.

          Доделав винегрет, они, не спеша, поужинали и выпили по чашке свежезаваренного зелёного чая с пирожными. До воскресенья оставалось два с половиной дня.

Уложив дочек, Ирина немного прибралась, прикинула в уме план предстоящих домашних забот, а на бумаге – смету расходов и, ощущая привычную ежевечернюю тяжесть уставшего тела, достала из выдвижного ящика старенького секретера плоское мужское портмоне из тончайшей бежевой кожи и поднесла к лицу. Портмоне источало едва ощутимый, повыветрившийся с годами запах. Отец всегда носил его с собой, приходя с работы, выкладывал в прихожей на тумбочку и, время от времени, демонстративно раскрывал, одаривая каждого из детей равновеликой денежкой, из-за чего оно казалось им немножечко волшебным.

Перед её глазами вновь появился малой, попросивший закрыть глаза и подставить ладони, в которые когда-то положил самый дорогой в целом свете подарок, хранимый им после смерти отца, не дожившего до шестидесяти, и тут же снова, до утреннего сна, исчез.

Потом снова припомнилась дорога в Украину, когда она летела туда в чёрном платье, носимым после кончины мужа.., мама, сёстры и две одномоментно ставшие сиротами, не понимающие возникшей суеты и отсутствия родителей девочки, одна – совсем крошечная.

После девяти дней Ирина вернулась назад, а ещё пару месяцев спустя к ней приехала сильно постаревшая мать и порционно, постепенно подводя к единственному решению, выдавила из себя очередное постигшее её горе.

Сёстры, у которых было по двое своих детей, не желали брать сирот.   Точнее, муж средней сестры наотрез отказался приютить хотя бы одну, а старшей воспитывать четверых тем более не хотелось, несмотря на то, что обе давно жили в собственных отдельных домах, в то время как мать оставалась в старом, опустевшем после смерти мужа, сына и невестки доме с двумя несмышлёными внучками, но удочерить их, по каким-то бюрократическим причинам, связанным с уровнем доходов и возрастом, не могла. Поэтому, как она объяснила Ирине, вариантов у них было всего два: либо девочек отдают в детдом или заграничным родителям, причём, за немалые деньги, либо Ирина, приехав летом, оформляет опекунство и получает от матери дарственную на родительский дом. А пока мать жива, отдать детей в чужие руки она не позволит, хотя кто знает, сколько ей осталось…

Поэтому ближайшим летом Ирина, объяснив, договорилась на работе об отпуске за свой счёт, приехала на Украину, и действительно получила к осени и опекунство и дарственную. Сёстры косились, избегали смотреть в глаза, но виду не подавали, и она увезла девочек с собой. Старшая пошла в первый класс, а младшая – в садик.

Зимою опять приезжала мать, постаревшая до дряхлости от горя и нарастающего беспокойства, а летом Ирина с детьми снова поехала к ней. Уже тогда она окончательно поняла, что жить в Украину, ставшую чужой, не вернётся, и родительский дом ей нужен лишь в качестве недвижимого наследства для сирот. Возможность продать его, переместив мать к одной из сестёр, они обсуждали, но решили пока подождать.

В следующем году мать их уже не навестила из-за резко ухудшившегося здоровья, а в середине мая померла.

Сообщили Ирине об этом поздно, постфактум, и она смогла приехать только к сороковинам, сходила на кладбище, где под одним камнем покоились родители, брат и его жена, и отправилась к нотариусу.

Ирина, конечно, подозревала, что так и произойдёт, но всё равно едва не потеряла сознание, узнав, что мать, находясь в больнице, написала новую дарственную на старших сестёр. Главврач больницы, к которому она прибежала, проникшись, согласился выдать ей справку о невменяемом состоянии матери перед кончиной, но предупредил, что добиться ничего не удастся, поскольку данная юридическая манипуляция была хорошо проплачена. Да Ирина и сама это понимала, хотя поверить долго ещё не могла.

Тем же вечером, прознав про её визиты к нотариусу и врачу, в родительский дом заявились сёстры с подвыпившими мужьями, принесли водку, но Ирина пить отказалась. Сёстры больше молчали, а мужья говорили сначала вызывающе неопределённо, однако, когда она поинтересовалась, как они смогли оставить без наследства двух собственных осиротевших племянниц, стали откровенно грубить, поминая проклятых москалей.

- Мне ничего не нужно, - предложила Ирина, цепляясь за последнюю несбыточную возможность. - Но, может быть, хотя бы к их совершеннолетию вы продадите дом и разделите деньги между ними?

- Пусть Путин тебе заплатит! - зло ответил муж старшей сестры.

 Ночью она собрала вещи, разбудила пораньше растерянных дочек и, поймав попутную машину, увезла к ближайшему поезду на вокзал. С билетами им повезло…

С тех пор связь с семьёй оборвалась, а вскоре случился майдан, узаконивший процветавшее воровство и ненависть ко всему российскому…

Ирина раскрыла портмоне, достала чёрно-белую фотокарточку, на которой в цветущем саду сидели на вынесенных из дома стульях папа, мама, она, сёстры и малой, все ещё совсем молодые, даже родители.., вложила её обратно, убрала портмоне в ящик и отправилась спать.